Татьяна Киценко: «Театр энтертейнмента давно и безнадежно проиграл»
Отечественный классический театр в коме. Немного жив и, вроде, дышит – однако давно и безнадежно обездвижен: трупообразно лежит под капельницей скудных инвестиций, собирая немногочисленных любителей сомнительной эстетики.
Между тем, самому театру кажется, что он жив, молод, весел, идет к свету в конце тоннеля, и сам он – прекрасный Храм Мельпомены.
Вечером на здании с колоннами загораются огни. Дрожа от священного трепета, любители прекрасного поднимаются по ступеням к высоким распахнутым дверям. А там, внутри, все начинается с вешалки, и вам предлагают взять бинокль, и многие берут, и, облаченные во все лучшее сразу, направляются в зал – чтобы, умостившись в кресле, возвыситься над панельными многоэтажками, смердящими мусорными баками, гнилыми коммуникациями, родительскими собраниями и семейными скандалами.
Параллельная реальность
Билет в театр – это билет в другую реальность, где зритель в безопасности сидит в зрительном зале, а перед ним, в очерченной Станиславским коробке, проходит действо. И ой! Иногда актеры заходят на сцену через зрительный зал: какое будоражащее новаторство!
В антракте – непременно буфет. К слову, есть спектакли, которые без буфета смотреть практически невозможно.
А затем «представление» продолжается, и после ста коньяка играет новыми красками. Ангелоподобные существа актеры, наряженные в красивые или как повезет костюмы, играют каких-то других, посторонних людей. Плохие герои мучат хороших, но хорошие собираются вместе, поднатуживаются – и побеждают! Ура! Вот он, катарсис и жизнеутверждающий финал!
И даже если не особо понравилось, публика в конце хлопает: ведь актеры старались! Старался режиссер, и худрук, директор театра, и еще куча народа. Надо встать и похлопать, показать, что знаешь местные порядки, а потом – очередь в туалет и гардероб.
Это хорошо выверенный театр. Админчасть которого всегда знает, что пойдет, а что – нет. Про любовь, про хорошее-доброе-вечное: «Вишневый сад», «Анна Каренина», «Как важно быть серьезным». Живому драматургу можно объяснить, почему Шекспир лучше, сколько должно быть действующих лиц и какого возраста. Безошибочный вариант: три-четыре возрастные дамы, которые сами принесут вашу пьесу худруку.
В любом случае, нормальный драматург всегда проследит за общей эстетикой: Он, Она, Черный Ангел, Белый Ангел. Поучительный сюжет, воспитательные цели, высокие истины. Желательно при этом, чтобы к моменту постановки автор текста благополучно умер и хорошо «отлежался».
Только вся эта красота – не более чем видение в коме. В реальности у больного половина внутренностей не работают, на высоких истинах – пролежни, вокруг - вонь от утки. И порою кажется, лучшее решение – эвтаназия, потому что длится все это десятилетия.
Тем временем, чтобы развлечься, поплакать, посмеяться, сегодня достаточно нажать кнопку на пульте телевизора. Любой отечественный сериал за один показ собирает 5-25 000 000 (миллионов!) зрителей, тогда как лучшая театральная постановка – максимум 1 000. Театр энтертейнмента давно и безнадежно проиграл. Больше нечего бояться, нечего терять. В этой тупиковой ситуации театр должен предложить то, чего не смогут дать кино и ТВ.
«Нечто совершенно иное»
Оставив телевидению попытки понравиться всем, театру стоит всерьез задуматься о своей, специфической целевой аудитории. Зачем призывы «Выключи ТВ, приди к нам»? Лучшая для театра ЦА - люди, которые вообще не смотрят телевизор: уставшие от форматных ограничений, манипуляций, кривляний, запретов и стыдливых иносказаний.
У театра, который оставил попытки понравиться всем, имеется уникальная возможность стать зоной тотальной свободы, ограниченной разве что уголовным кодексом. Где никто – ни авторы постановки, ни зрители - не обязаны быть хорошими. Зато каждый имеет право предъявить свою настоящесть. Здесь можно вскрывать острые, больные, хронические, замалчиваемые проблемы, о которых непереносимо говорить, но еще сложнее с ними жить. И вместо безопасного, обитого бархатом кресла стороннего наблюдателя, зрителя ждет провокация, возможно скандал и определенно - встряска. Что вовсе не самоцель, а средство сменить угол зрения.
Современный театр выбирает неуютные темы - война, преступность, гомосексуализм, домашнее насилие: идет туда, где много тревоги и амбивалентных эмоций. Пытаясь рассмотреть и проанализировать происходящее, задать вопросы, усомниться в незыблемом, зритель рефлексирует – и подвергает анализу уже свой внутренний микроклимат. Как результат острое явление символизируется, становится более понятным - и уже порождает вполне конкретные конструктивные действия.
Самые осторожные худруки и режиссеры приходят в ужас: а что, если придет маньяк и бросит бомбу? Что, если зритель не выдержит и в туалете вскроет себе вены? Перережет актеров, застрелит драматурга, обольет помоями постановщика?! Однако все это может произойти и вне зала, без всякого перформанса: просто потому, что напряжение так велико, что непереносимо.
Зато профиты очевидны: театр становится социально значимым – помогая каждому определить свое место в обществе.
Еще о ЦА
Даже к походу в классический театр люди готовятся: по крайней мере, читая произведение. Впрочем, ах бросьте, разбалованный сериалами зритель рассчитывает, что ему и так все должно быть понятно.
Современный театр может позволить себе быть «непонятным», сложным, интеллектуальным, где-то даже элитарным. Нередко постановки требуют от зрителя довольно серьезной подготовки. И здесь уже сами авторы спектакля решают, кто и когда будет эту подготовку осуществлять. Европейские театры на этапе разработки театрального продукта выпускают всевозможную литературу, ведут занятия в школах театрального зрителя, снабжают спектакль неким подготовительным интерактивным интро. Все это – неотъемлемая часть действа, и в каждом случае набор средств будет разным. И это совершенно нормально.
Поговорить
Одно дело – говорить с телевизором, другое – общаться с живыми людьми. Что возможно только в не-коматозном театре, где основной конфликт происходит не между героями на сцене, но между сценой и залом. Коммуникация, дискуссия не только возможны, но и необходимы. Зрители недовольны, ругаются? Прекрасно. Главное при этом – процесс внутренних изменений каждого из участников. Путем безопасных поглаживаний их не достичь.
В современном театре многое упразднено. Несущие колонны классического театра - конфликт, событие, жанр – подвергаются переосмыслению. Меняется всё: тексты, сценография, актерская игра. Пересматривается категория профессионализма. Форма становится равна содержанию.
И вот, когда каноны разрушены, перестроены, условны, каждая постановка становится игрой с уникальным набором правил. При этом обязательным является лишь одно: театр не дает ответов и готовых решений, разделения на хорошо и плохо, правильно и неправильно. Современный театр ставит вопросы и – исследует.
---
Фото:
1
Драматург и сценарист Татьяна Киценко. Фото ©Андрей Кочин
2
Шекспировский театр «Глобус». Фестиваль Globe to Globe, открытие лондонской культурной олимпиады 2012 года. Спектакль «Король Лир», режиссер Владимир Щербань, драматургическая адаптация Николай Халезин. На снимке – актриса Виктория Биран. Фото ©Николай Халезин
3
Шекспировский театр «Глобус». Фестиваль Globe to Globe, открытие лондонской культурной олимпиады 2012 года. Спектакль «Король Лир», режиссер Владимир Щербань, драматургическая адаптация Николай Халезин. На снимке – Павел Аракелян, Олег Сидорчик, Сергей Кваченок, Кирилл Машеко. Фото ©Николай Халезин
4
«Женщины и снайпер» в Theater Magdeburg, постановка Александры Сенчук, пьеса Татьяны Киценко. Фестиваль «Дикий Восток. Явление Украина» (2016). На снимке - Raphael Kübler (Сережа), Marie Ulbricht (Марина), Michaela Winterstein (Анна Ильинична), Sebastian Reck (Дядя Майя), Timo Hastenpflug (Леша). Фото ©Nilz Böhme